Воспоминания — Часть 3

Старшая сестра Мамы, Гизи-нени, жила в другом конце города. Имела четверо детей: Гизи, Магда, Иштван и Марго. Старшие уже были взрослыми для меня, но Марго – одного со мной возраста. Муж тети, Пишта-бачи, постоянно болел, он простудился еще в траншеях Первой мировой войны. Был коммунистом. С приходом наших, чешская компартия многих коммунистов эвакуировала с собой в Чехословакию. Пишту-бачи тоже. Тетка Гизи, полученные от мужа письма, должна была относить в полицию и показывать их. Она была под надзором, как сказали мне тогда.

Меня на улицу не выпускали. Улица была пыльная. Щебенка, которой ее скупо когда-то покрыли, уже утонула в серой пыли. Если проедет воз или тачка, очень редко — машина, то подымалось облако пыли и долго висело в воздухе. Правда, каждый день, иногда даже дважды на день, проезжала поливальная машина, из которой на всю ширину улицы под напором брызгала вода, и ребята бежали на обоих заасфальтированных тротуарах, визжа и прыгая под приятным прохладным душем. Я им страшно завидовал. Мне приходилось на это веселье только смотреть из-за калитки.

Я был одет прилично, и воспитанному ребенку неприлично так себя вести.

С матерью и братом Эрне

Все соседи были мне знакомы. При встрече я вежливо здоровался: «Целую ручку, тетя Сухани!», «Ваш покорный слуга, господин Фридман!» Как полагается воспитанному мальчику.

Сосед слева, земледелец с двумя красивыми конями и парой венгерских волов с огромными рогами. Дядя Карой Тот. Усатый, большой. На его левой руке указательный палец одет в черный кожаный чехол, видимо, палец был покалеченный. Жена – маленькая, одетая не по-городскому, как-то она подарила мне голубя. У них было много красивых голубей разных пород. Но голубь, когда я показывал его маме, «не прощаясь», улетел назад. И мне стыдно было обратиться к соседке, попросить, чтобы мне вернули его.

Правая соседка, страшная, как ведьма, старуха, Штецко-нени. Она жила в маленьком  домике с дремучим садом. Не любил встречаться с нею, боялся ее. Жевала жвачку, и сквозь редкие зубы умело плевала отвратительной коричневой жижей.

На другой стороне улицы был большой белый дом Репаи Анцы-нени. Окна большие, широкие. Забор серый, дощатый, и за забором – большие деревья с массой белых цветов, похожих на мячики, величиной с кулак. Рядом с ними дом тети Сухани. Ее сын, забыл как звать, таксист. Когда выезжал со двора на машине, ребятня бежала за машиной и нюхала запах бензина. Тогда бензин еще приятный запах имел, запах прогресса, и машины были редки. Следующий дом – дедушки Фридмана. Два долговязых сына – извозчики, и дочка Фанни. Она часто приходила помогать бабушке, веселая, сильная, толстая и неряшливая. Одевалась по-деревенски, не так красиво, как наши еврейки квартирантки, на которых любо было смотреть. Мне особенно нравилась Мария. Обе сестры были портнихами. Весь день строчили.  На другой стороне, влево от дома Репаи, был большой дом, с которым меня ничего не связывало. А еще левее, маленькая лавка дедушки Краутхаммера. Всего одно маленькое помещение с прилавком, с полками.

Если посетитель входил через двери, то колокольчик, укрепленный над дверью, прозвенел и из квартиры, которая примыкала к магазинчику, выходил прямо к прилавку хозяин, как полагается хасиду, весь в черном и в шляпе. «Что вы прикажете?» Нам, если покупали  что-либо, записывали покупки в маленькую книжку. Когда мой дед получал пенсию, заходил и рассчитывался за все покупки раз в месяц.

У дедушки Краутхаммера за маленькой лавкой был большой дом. За домом конюшня, коровник, хозяйственные постройки и большой длинный сад, аж до речки. Имел два сына. Имена их уже не помню, они были тоже извозчики. Были, наверно, и дочери, но я их не помню. В то время еврейские семьи были многодетны.

Еще левее лавки, большой розовый дом мясника Уйвари, имевшего самую толстую жену не только на нашей улице, но, наверное, во всем городе. Еще левее, — маленький домик сапожника Вашчака. Маленького тихого человека, рано полысевшего, беззубого, с бегающими маленькими глазами и хриплым, еле понятным голосом. Красивая дочь на выданье, прихрамывающая, кособокая. Кажется, имел и сына, которого не припоминаю.

Да полно. В то время вся улица знала друг друга. Люди были более открытые, более общительные и дружные.

На нашей улице жило много евреев. В основном, крестьяне и ремесленники. Сапожники, портные, столяра, лавочники. Богатые, как например «Рыжий пекарь» или г.Грюнфельд, имеющий в центре магазин. Они жили в больших домах ближе к центру. В конце улицы, на другой стороне, громадный винокурный завод миллионщика Гартмана.

Ходил я в садик в сопровождении дочки соседки, Евы, которая уже ходила в школу. Нам до центра было по пути. Приходя за мной, всегда спрашивала маму: — Где мой жених?- Мне хорошо и надежно было идти с ней. В квартале, ближе к центру, часто встречались странные старики, одетые по-другому. С большими седыми бородами, в черных длинных лапсердаках, в белых носках. Некоторые в непривычных брюках до колена, в лаковых черных туфлях, с длинными пейсами, как штопор. Куча детей со странными прическами. Пейсами. Под рубашками странные белые жилетки с висящими шнурками — цицес и с какими-то странными маленькими шапочками, еле удерживающимися на головах.

 В начале нашей улицы был большой пустырь. В глубине пустыря стояло длинное здание хейдера, еврейской начальной школы. Эти ребята были очень шумными и перекрикивались между собой не по-нашему, по-жидовски.

Старики, невзирая на летний зной, ходили в черных или темно-синих, как зрелая слива, длинных пальто и в больших рыжих меховых, круглых, похожих на мельничный камень, головных уборах.

Сейчас закрою глаза и вижу их, постоянно бормочущих молитвы. Если навстречу шла женщина, они, как от прокаженной шарахались аж на другую сторону улицы. Не дай Бог пройти мимо нее. «Ой вей! Ой вей!»!

(продолжение следует)

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Читать дальше

Воспоминания — Часть 4

Дедушка Шандор производил на меня большое впечатление. Могучий, сильный, статный мужчина с волевым характером, умеющий все делать по хозяйству. Мастер

Прочитать »