Отца и его братьев призвали на войну. Без оружия. В трудовые отряды. В своей одежде. Отца, с белой повязкой на рукаве (он принял протестанство, женившись на моей матери-протестантке по религии) – строить аэродромы и дороги, валить лес в тылу. Братьев, с желтой повязкой, (иудеев по религии) – на фронт, рыть окопы и собирать мины.
Пришел с фронта брат матери, Шани-бачи, на побывку в связи с награждением его крестом за храбрость. Пожурил Деда за то, что стал добровольцем в свои 65 лет. Я с удивлением слушал его рассказы о том, что идиотство было Венгрии вступить в войну на стороне немцев. Это ничего хорошего не сулит. Немцы используют нашу армию, как пушечное мясо. Одним словом, я был в смятении от услышанного.
В газетах, киножурналах все было красиво, хорошо. А тут оказалось, что все это вранье. Человек, попав на передовую, вынужден воевать, чтобы выжить, а вовсе не из геройства или ради славы. Когда попросил Шани-бачи показать свою награду, он засмеялся и сказал, что обменял на пару сотен хороших сигарет.
Я удивлялся, как можно, вот так говорить. Совсем непонятно.
Я взрослел понемногу. Жить стало тревожно. Ореол солдата был разрушен навсегда.
На летние школьные каникулы мы с мамой поехали в город Ужгород в гости к маминой младшей сестре, моей крестной матери. У них был большой средневековый дом. Стены толстенные, как в замке, каменные, с большими дубовыми дверями, обитыми железным листом. За домом – большущие виноградники, нынче застроенные жилыми кварталами. Помнится, в большом фруктовом саду стояло под деревьями семь-восемь столов с лавочками на 6 персон. Родственники держали ресторан с очень хорошей кухней. На террасе дома — большой стол на десять-двенадцать человек. В самом доме был большой зал на четыре-пять столов по четыре человека за каждым, и еще малый банкетный зал на двенадцать мест. По вечерам в большом зале играл оркестр под руководством отличного примаша (первой скрипки) – дяди Гойоша, состоящим также из второй срипки, контрабаса и цимбал. Кажется, в оркестре был и кларнет. Играли знаменито.
Под домом – большой винный подвал с огромными бочками вина. На ступеньках, в ящиках, разные палинки, коньяки, ром, шампанское, ликеры, настойки. Одним словом, все, что только могло быть.
Под руководством моей крестной на кухне готовили толстенная повариха и две женщины-помощницы. Обслуживали один официант и официантка. Ах, да, еще одна дородная девица из какой-то словацкой деревни, не понимающая почти ничего по-венгерски, для мытья посуды – с могучим бюстом и толстенной светлой косой.
Во дворе у них – коровник и большой загон для курей, гусей, уток и индюков. В обязанности словачки входило, в случае заказов, ловить и резать кур. Она умело ловила их и в одно мгновение перерезала им горло и выбрасывала их из загона на траву, где они уже без голов еще прыгали и скакали, хлопая крыльями. Жуткое зрелище для меня. Их было очень жалко.
Йонош-бачи, муж моей крестной, тоже был мобилизован в армию. По утрам он надевал свою солдатскую форму с одной белой костяной звездочкой на воротнике, (ефрейтор), и уходил в городскую комендатуру. Через час-другой возвращался и заказывал для господ офицеров обед. Естественно, каждому отдельно, что ему хотелось бы на обед. Ресторан на то и ресторан. Каждому, что ему заблагорассудится, да еще и по индивидуальному вкусу! Моя крестная знала прихоти всех постоянных клиентов.
На этом армейская служба ефрейтора Йоноу (в венгерской армии уже Яноша Розмоша) исчерпывалась. Он переодевался в гражданское и, взяв несколько книг, уединялся и начиная готовить темы для вечерних разговоров. Видимо школа, которую он закончил, не дала ему знаний, нужных для разговоров с господами офицерами, адвокатами, врачами, банкирами и пр., с которыми вечером, после ужина, он играл в карты, попивая и покуривая и, естественно, беседуя по-светски о том и о сем. Он как бы между прочим, задевал подготовленную тему и обнаруживал конкретные знания изо дня в день.
Несколько раз в неделю он ходил в баню попариться и меня всегда брал с собой. В бане, на другой стороне речки, выдавали маленькие передники взрослым, как у Тарзана в кино. Было еще два бассейна с с разной температуры холодной водой. Попарившись и помывшись, одевались в своих кабинах. Он доставал плоскую, никелем блестящую, флягу, и он давал мне тяпнуть вместе с ним собственного производства черничную настоечку, как положено, для аппетита. Быстренько шли домой, где нас на веранде уже ждали к завтраку. Вот это жизнь! Куда лучше, чем в Берегово. Ужгород – большой город. В центре – роскошные элегантные магазины. Ночью с блестящими, забивающих блеск звезд, неоновыми рекламами. С толпой гуляющих, красиво по моде одетых женщин. Кавалеры в шляпах, с тросточками, в белых перчатках «глясе». Офицеры при шпагах, в форменной одежде, сшитой на заказ в лучших мастерских. Прямо артисты театров. Жизнь, как пир во время во время чумы. Жить надо сейчас на полную катушку, завтра, может, и не будет ничего.
Днем над городом летали самолеты. Учебные полеты. Самолетов развелось множество. Йони-бачи шутя говорил, что после войны некуда будет девать всю эту технику. Наверное, пригодится только для того, чтобы виноградники опрыскивать медным купоросом.
Я все каникулы работал, ходил между столами в саду, следил, не желает ли кто-либо заказать что-то. Если да, принимал заказ и бежал к официанту. Если заказывали, например, сигареты, сигары или то, что и я сам мог им доставить, тогда бежал и сам обслуживал клиентов. Посетители уходили довольные, и я тоже получал чаевые, десять-двадцать филлеров за мои старания. За день зарабатывал иногда больше одного пенге. Это была в те годы поденная зарплата взрослого батрака, работающего на виноградниках. За время летних каникул я собрал солидную сумму. Мама за эти деньги купила большую свинью, и нам хватило свиного жира на всю зиму. Из мяса сделали колбасу и окорок копченый. Мама гордилась тем, что я, пока отца нет дома, забочусь о благополучии семьи. Я чувствовал ответственность, ведь я – старший сын в семье.
Моя крестная и ее муж, как не старались, не имели своих детей. Всю нежность свою они тратили на меня. За лето я, как на дрожжах, вырос. Пора было обновлять мой гардероб. Крестная с мужем повели меня в магазин, и одели с ног до головы. Даже купили мне очень красивое зимнее пальто и перчатки. (Великая утрата! Перчатку с правой руки потерял, когда зимой после школы всем классом мы играли в снежки. В азарте сражения либо уронил, либо, бросая снежки, бросил и перчатку. Жалею до сих пор.).
…..
Брат Эрнё был плакса, всегда держался за мамину юбку, в моих играх не участвовал. В этот период жизни я с ним не имели общих дел. Я помню, в основном, только то, что меня касалось. Видимо, был приличным эгоистом. А он делил со мной каждую полученную им конфетку, или принуждал взрослых, прося дать конфетку и брату.